Герберт Маридзе (Питер)

         НОЧЬ ПОСЛЕ ВЫБОРОВ.

Сегодня приходится признать недостаточной анархическую критику демократии. Наше поражение на прошедших выборах показывает, что наша агитация до сих пор основывается на ложных предпосылках. Поэтому она не действенна, поэтому е╠ общественный резонанс равен нулю. Можно сколько угодно сетовать на превосходство пропагандистской машины государства и на "невосприимчивость" электората и тратить силы, продолжая риторику, базирующуюся на принципах, показавших свою бесплодность уже в 20-30-х годах. Однако если мы действительно хотим хотя бы сохранения Движения и выхода его за рамки интеллектуальных и политических резерваций в ситуации постмодерна, нам прид╠тся сделать шаг от люльки классического анархизма.

Если мы внимательно прочитаем то, что сами пишем в антивыборных воззваниях, - увидим, что основная стратегия, эксплуатируемая там - указание на противоположность интересов государства и населения. Неважно, отда╠м мы себе в этом отч╠т, или нет, но мы вс╠ ещ╠ склонны трактовать <власть> как целостный монолит, осознающий необходимость демократических декораций для оправдания в глазах другого монолита - <народа>, - якобы пребывающего во мраке невежества по поводу абсурдности и лживости предвыборной пропаганды. И вот наша задача заключается якобы в том, чтобы объяснить несчастному, забитому и обманутому электорату, что вредно и преступно разделяться на придуманные не нами партии, а нужно-де "самоорганизоваться" в народ, который и уничтожит опухоль государства на сво╠м здоровом теле.

В принципе, эта позиция весьма выгодна некоторым из нас, т.к. позволяет и дальше сохранять вид владельцев социальных истин. Вызывает подозрение только то, что пресловутая <власть> претендует по сути на то же самое, заявляя устами своих политологов о торжестве меритократии (власти достойнейших, что в информационном обществе означает власть знающих) в демократическом обществе. Впрочем "власть" имеет и прямой интерес в сохранении идеологического status quo, ведь, не имея ясного представления о природе и функционировании институтов современного государства, мы оказываемся не в состоянии реально бороться с ним. Наша агитация бь╠т мимо цели.

Впрочем, ситуация удобна и так называемому "народу", ибо да╠т возможность по-прежнему пребывать в положении "угнетаемого", т.е. морально правого и одновременно безответственного большинства. Сегодня многие даже очень умные люди хотели бы считать выборы, особенно такие масштабные, как прошедшие 19 декабря, определ╠нным общенациональным "моментом истины", некой фрейдистской "травмой" бюрократического государства, воспоминание о которой вытеснено в самые дальние аппендиксы подсознания, но которая, тем не менее, фундаментальным образом определяет всю экзистенцию аппарата власти. Как будто такой регулярный акт "прямого народного волеизъявления" кардинально отличает представительную демократию от "тоталитарных" политических систем, делая е╠ более гуманной, более народной.

Психоаналитическая точка зрения потому оказывается более подходящей для многих сегодня, что способна удовлетворить бессознательные запросы всех. В традиционной паре: власть - народ, последний без каких-либо усилий получает ни к чему не обязывающую роль "творца" социума, а первая сохраняет господство под маской заботы об общем благе. Теперь задачей интеллектуалов будет не показ "истинной" картины угнетения и несправедливости, а разрушение иллюзий массового сознания, позволяющих длиться угнетению и несправедливости, несмотря на то, что все о них знают. <Идеология достигает своих целей тогда, когда даже факты, казалось бы, опровергающие е╠ доводы, оборачиваются аргументами в е╠ пользу .> Поэтому бесполезно множить факты, - необходимо понять, на что опирается идеология вообще и идеология демократии в частности.

Ситуация плебисцита подозрительно напоминает ритуал жертвоприношения, когда реальность общественного мнения в виде отданного голоса прорывается сквозь символическую пелену общественных отношений. Поэтому психоаналитический дискурс здесь ещ╠ срабатывает. Известный антрополог Виктор Тэрнер в книге "Символ и ритуал " показывает причины устойчивости архаических обществ. Они заключаются в инициатических переходах, через которые регулярно проходит каждый член племени при/для повышения своего социального статуса. Важно, что и самим индивидом, и племенем в целом этот обряд воспринимается как смерть испытуемого, после которой он воскресает для нового статуса совершенно иным человеком. Известно множество случаев, когда инициация заканчивалась "действительной" смертью для недостаточно подготовленного посвящаемого.

Возможно, что демократические выборы только потому сплачивают социальное поле, что в карикатурном виде копируют инициатический "нуль-переход", отсылая индивида к древней коллективной памяти. В пользу этого говорит вся риторика предвыборных блоков, так или иначе сходящаяся в одном нехитром аргументе: "от правильных действий избирателя зависит судьба всей страны". Нетрудно заметить насколько высока ритуальная нагруженность процесса - постоянное внимание к тому, чтобы вс╠ проходило "в рамках закона" и некоторого неписаного кодекса демократии, предписывающего, например, альтернативность выборов. Как выразился один из "красных" губернаторов о кандидате от оппозиции на президентских выборах: "Если не будет соперника (Путину), то это уже не демократия, а если нет демократии, тогда непонятно зачем мы развалили страну". Иными словами, ритуал должен быть соблюд╠н, ибо в противном случае рушится смысловое поле современного государства.

Чрезмерная обрядность современной демократии указывает, что подлинный смысл ритуала утерян. Однако единодушие кандидатов и бюрократии в призывах и действиях направленных на то, чтобы выборы состоялись, и на участки пришло как можно больше людей показывает, что роль выборов в объединении нации понимается и эксплуатируется.

В старину подобный мироутверждающий обряд сопровождался непременно карнавалом, сопровождавшимся, как правило, временным разрушением социальной структуры . Впрочем, очевидцы утверждают, что ещ╠ во времена сталинско-брежневской демократии какие-то рудименты народных гуляний в день выборов сохранялись. "Тоталитаризм" вообще куда гуманней "демократии". В наше прагматичное время вакханалии и сатурналии переместились в киберпространство. Центризбирком, как Центр Управления Пол╠том, следит за обстановкой на экране и, конечно, не допустит выхода "общественного мнения" на улицы. Александр Вешняков даже заявляет что- то о "рутинной работе", однако лихорадочный блеск в глазах показывает, что жрецы если не сознают, то, во всяком случае, чувствуют важность момента.

Самого пристального внимания заслуживает вс╠ же не то, как во время демократического карнавала будто бы рушится социальная иерархия. Сразу после кризиса больные перестают галлюцинировать. Слившиеся было в безумии праздника "власть" и "народ" разжимают объятия и расходятся по своим экологическим нишам ещ╠ на четыре года. Становится понятно, что поданные как общенациональная инициация выборы являются лишь утерявшим сакральный смысл ритуалом. Почему он тем ни менее пользуется такой популярностью, - в этом проблема.

Нетрудно заметить, что предвыборная риторика любой политической партии в качестве главного агитационного козыря содержит идею некоего единства. Экономический мотив приходится признать здесь второстепенным, т.к. трудно придумать, что именно может соединить экономические интересы, например, Зюганова и рабочего Балтийского завода. То же относится к политике и иным возможным мотивациям. Часто люди идут на участки не потому, что чья-то программа им понравилась больше, а потому, что "надо же за кого-то проголосовать". Видимо здесь мы имеем дело с фундаментальной бессознательной неуверенностью современного человека в своей способности пережить "нуль-переход" плебисцита. Это вынуждает индивида искать убежища в эфемерном единстве партии. То, что многие воспринимают победу или поражение "своей" партии как личную победу или поражение, показывает, что индивид пытается отождествиться с вожд╠м движения, как с тем, кто в состоянии не только сам пройти обряд, но и провести через ритуальную смерть всех своих сторонников. Поэтому, когда лидер не выдерживает роли, или преда╠т интересы партии (именно партии, а не социальной базы) - это может восприниматься рядовыми членами, в зависимости от степени их "растворения" в личности вождя, как мелкая неприятность, личная трагедия, или крах всей жизни.

Понятно, что для анархистов бесполезно создавать новый "микроб", "сворачивающий" хаотическое социальное поле в упорядоченную структуру. Независимо от благости наших намерений это объединение легко будет использовано, точно так же, как большевики использовали анархические лозунги в 20-х годах. Необходимо смиренно сойти с чужой кафедры, перестать призывать "законы общественного развития" в свидетели того, что мы знаем, якобы, как лучше и начинать работу по деструкции социального единства, базирующегося, в конечном сч╠те, на деспотичном единстве предзаданных нам языка и культуры. Если хотим, чтобы ночь после выборов сменилась не сумеречной ремиссией демократии, а зар╠й новой революции, новой инициации, то путь к ней лежит через понимание, что на выборах побеждают не политические партии, а только победившие кандидаты и одновременно тоталитарная культура. Все остальные - проигравшие. Однако чтобы не дожидаясь грядущей революции уже сейчас исправить эту вопиющую несправедливость необходимо реформировать существующую Думу на следующих принципах:

1. Расширить состав Думы до числа жителей России.

2. Дать каждому депутату право решающего голоса.

3. Распространить на каждого из 180 миллионов народных представителей депутатскую неприкосновенность.

4. Сделать работу новой Думы непрерывной.

Точку зрения лакановского психоанализа можно узнать, например, у известного словенского философа и председателя люблянского Общества теоретического психоанализа Славоя Жижека. См.: Жижек С Возвышенный объект идеологии. М., "Художественный журнал", 1999.

Жижек С. Возвышенный объект идеологии, с 56.

Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: "Наука", 1983.

Об этом см., напр., Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990.